Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я посмотрела рилз Марины раза три, вглядываясь в запись, сделанную кем-то из родителей 25 лет назад во время баскетбольной игры в городском лагере, и вдруг …
…Волна деликатного, но сильного тепла стала подниматься от моего тазового дна вверх, к солнечному сплетению. Я отреагировала не разумом, а телом. Оно вспомнило что-то. Хотя так долго, получается, не вспоминало. Я опустила левую руку вниз к бедру и прощупала его сквозь скользящую тонкую ткань халата.
Стыд
Мне было 13. Детство уже ушло, а юность ещё невозможно было примерить на себя, я как будто провалилась в безвременье между возрастами. Бабушка болела и не могла быть со мной на даче, я осталась в городе. Тоска.
Марина стала моей проводницей во взросление. Уже после того, как баскетбольный городской лагерь кончился, в июле, она предложила пойти к ней в гости. Её мама была на работе.
Марина жила в старой коммунальной квартире на первом этаже. Это была какая-то Тверская-Ямская, минутах в 15 от меня.
Марина усадила меня на диван в одной из двух комнат и принесла нам из общей кухни фанту в бутылке и две чашки с отбитыми краешками.
25 лет спустя 18 января после 11 часов вечера, взрослая и уставшая, я опустила руку на живот ниже пупка и почувствовала, как там жарко вспыхивает стыд. Марина со своим рилзом взбудоражила не просто моё тело. Она как будто заговорила с давно спящей, потерянной частью меня.
Там, у неё дома, на диване, я любовалась пузырями в фанте, настолько сильно мне нравилось происходящее. Марина заботилась обо мне, в те минуты она была ко мне добра. Думаю, что я никогда до того не сближалась ни с кем, кроме родственников, я не знала ничьей заботы, кроме маминой, и этот уровень контакта заставил моё сердце биться быстрее. Мы пили фанту. Мы обе росли без отца. И мы проводили лето в городе. Оно было бы совершенно безнадёжным, если бы не возникла Марина. Она материализовалась в моей унылой жизни, просто взяла и отошла от стены, как дух.
Там, у неё дома, она предложила что-нибудь посмотреть. Я точно помню, она сказала “что-нибудь”.
Неважно. Она велела мне выбрать из видеокассет, стоявших на полке слева от телевизора. На наклейках было напечатано: “Назад в будущее”, “Звёздные войны”, “Тутси”, сборник мультфильмов Уолта Диснея. Я ещё думала над выбором, когда Марина взяла со стола два пульта в полиэтиленовой плёнке, включила по очереди экран и видеомагнитофон и нажала play.
Вначале я услышала странные звуки, потом скосила взгляд на изображение, которое оказалось справа и снизу от меня. Я не поняла, что вижу.
Извивались два взрослых женских тела, они были без голов. Я уверена, что головы у порноактрис на самом деле были, просто я запомнила так. Одно тело ласкало вульву другого. Вот тогда-то низ моего живота и скрутило от горячего, незнакомого мне до того, резкого, колющего, режущего стыда.
Что я такого видела? Секс, снятый крупным планом. Я не знала, что можно практиковать оральные ласки. Я понятия не имела, что можно такое снимать. Мои щёки залило пунцовым, дышать стало трудно, и – главное – мышцы туго свело внизу.
Лицо Марины было хмурым и незаинтересованным. Она нажала “стоп”.
Не паузу, а именно “стоп”, чтобы картинка пропала вовсе. Думаю, я просмотрела секунд семь или десять.
Но этого было достаточно, чтобы нарушить мой ещё всё-таки детский мир.
Марина небрежно бросила “извини”, она объяснила, что это, видимо, кассета её мамы и дяди Миши, которая случайно осталась в видеомагнитофоне. Она вдруг любезно спросила, какой фильм я выбрала. А я почти не могла говорить, моё сознание заливало первым в жизни неконтролируемым и едва переносимым возбуждением. Я противилась ему, и потому – то жжение, тот стыд.
Она нажала eject, видак выплюнул неподписанную кассету. Я была в такой растерянности, что сама удивилась своей просьбе поставить ещё. Хотя бы пять секунд.
Марина закатила глаза и процедила, что не станет ЭТО смотреть. Я не могла тогда уловить механику, по которой её настроение вдруг менялось. Но тепло выливалось из неё моментально, как из дырявого таза, голубые глаза становились хищными, капризный рот – злым. Крупная свирепая лисица с косой рыжих волос. Дьяволица.
Резким движением отправив плёнку обратно в магнитофон, она нажала play и немного промотала вперёд. Снова play – на этот раз мужчина без головы входил членом прямо в безымянную женщину. Они, лишённые личностей, но имеющие плоть, стонали. Меня распирало от незнакомых сильных чувств, я не умела ни идентифицировать их, ни дать им названия, ни осознать, что творится с разумом и телом, это был своего рода бэд-трип под сильнодействующими гормонами. Приземлив непослушное тело на край дивана, я смотрела во все глаза, а потом в испуге перевела взгляд на ледяное лицо Марины. Она к тому моменту уже сменила раздражение откровенным презрением.
О эта жалкая, вцепившаяся руками в диван я, с которой никто и никогда не говорил о сексе. Эта монументальная, прямо держащая спину 13-летняя Марина с чашкой фанты. Почему никто не тегнул меня в рилз, где она ставит мне третьесортное пиратское порно по видаку?
“Ну что, тебе достаточно?”
Другое кино нам в тот день так и не удалось посмотреть. Как я ни пыталась ей угодить, наладить разговор, вернуть нас в то мгновение, до кнопки play, как я ни пыталась вернуть туда и СЕБЯ, она оставалась каменной и злой.
Потом начало темнеть, и мне стало пора.
Она нарочно тогда поставила порно или это правда была случайность? 25 лет спустя это воспринималось как участие в эксперименте, где Марина контейнировала во мне всё то, к чему брезговала прикоснуться сама, наблюдая за моими реакциями, как биолог. Потом я догадалась, что она тоже чувствовала тогда жжение внизу живота. Стыд, соединивший нас секретом и заставивший её рассердиться.
Вернувшись тем вечером домой, я почти сразу выключила в комнате свет, зарылась в кровать и накрылась одеялом с головой. Ночью